Some more reactions from Russian speakers.
Сritic Yuri Saprykin in a popular educational resource Polka:
Почему «Котлован» написан таким странным языком?
Это первое
впечатление от любых текстов Платонова: знакомые слова стоят как бы в
неправильном порядке; чтобы понять, о чём идёт речь, нужно
прикладывать усилие. Язык Платонова можно сравнить с наивной
живописью: автор будто видит мир впервые и с трудом подбирает слова,
чтобы его описать.
Why is The Foundation Pit written in such a strange language?
This is
the first impression of any of Platonov’s texts: familiar words are
somehow in the wrong order; to understand what it means, you need to
make an effort. Platonov’s language can be compared with naïve art:
the author seems to see the world for the first time and struggles to
find the words to describe it.
Readers’ reviews from a Russian book review site Livelib:
Какой же у автора особый слог. Мне он не очень понравился, если
честно, потому что трудно читать.
The author has such a special style.
I didn’t really like it, to be honest, because it’s so hard to read.
Полагаю, что немногим нравится эта повесть и ещё одной причиной тому
служит язык автора. Когда впервые сталкиваешься с ним, понимаешь: он
достаточно сложен и хитёр, но одновременно такой поэтичный, необычный,
словно ты пробуешь новый для себя экзотический фрукт.
I believe that few people like this novel, and another reason for this
is its language. When you first encounter it, you realize that it is
quiet intricate and sly, but at the same time so poetic, unusual, as
if you taste a new exotic fruit.
Отдельная тема - язык повести. Платонову удалось создать
отвратительную смесь из простецкой устной речи и пропагандистской
канцелярщины.
Another matter is the novel’s language. Platonov managed to create a
disgusting mix of simplistic oral speech and official propaganda
gobbledegook.
Первое, что удивляет, восхищает и пугает - это несравненный язык.
The first thing that surprises, delights and frightens is its incomparable language.
Я не могу судить язык. Вернее могу, но не хочу. Аннотация нас
убеждает, что
Написанные "в усилии к будущему", его произведения
расширяют рамки языка и сознания.
Мой язык и сознание очень сильно и упорно сопротивлялись насильственному расширению.
I can’t judge the language. I mean, I can, but don’t want to. The
abstract tries to convince us that
Written in “an effort for the
future” his works expand the boundaries of language and consciousness.
My own language and consciousness strongly and stubbornly resisted the
forced expansion.
В школе нас наверняка пичкали им, дабы мы вкусили этот сладчайше
извращенный язык («он сделал удар в его лицо» и прочее) и остроту того
времени. Но от некоторых фраз уже было не отделаться простым
фейспалмом, от них начинало мутить. […] А еще после «Котлована» мне до
жути захотелось почитать Айн Рэнд.
At school, we were probably stuffed with it so that we could taste
this deliciously perverted language (“he made a blow into his face”
and so on) and the sharp feeling of the time. But some of the phrases were
impossible to get rid of with a simple facepalm, they made me sick.
[…] And after “The Foundation Pit’ I really wanted to read Ayn Rand.
It seems these Russian speakers found the language to be unusual too.